Тот, кому не случалось проезжать ими, с ужасом представляет себе непроницаемую глубину этих
диких пустынь, сыпучие пески, поросшие мхом и частым ельником непроходимые болота, мрачные поляны, устланные целыми поколениями исполинских сосен, которые породились, взросли и истлевали на тех же самых местах, где некогда возвышались их прежние, современные векам, прародители; одним словом, и в наше время многие воображают Муромские леса
Неточные совпадения
Единообразие сей жизни он прерывал так называемыми объездами, посещал монастыри, и ближние и дальние, осматривал крепости на границе, ловил
диких зверей в лесах и
пустынях; любил в особенности медвежью травлю; между тем везде и всегда занимался делами: ибо земские бояре, мнимоуполномоченные правители государства, не смели ничего решить без его воли!»
Пусть лучше будет празднен храм, я не смущуся сего: я изнесу на главе моей тело и кровь Господа моего в
пустыню и там пред
дикими камнями в затрапезной ризе запою: «Боже, суд Твой Цареви даждь и правду Твою сыну Цареву», да соблюдется до века Русь, ей же благодеял еси!
Он орошает часть Башкирии, составляет почти всю юго-восточную границу Оренбургской губернии; справа примыкают к нему заволжские степи; слева простираются печальные
пустыни, где кочуют орды
диких племен, известных у нас под именем киргиз-кайсаков.
Правда, говорят, будто бы и в наше время голодные волки бродят по лесу и кой-где в дуплах завывают филины и сычи; но эти мелкие второклассные ужасы так уже износились во всех страшных романах, что нам придется скоро отыскивать девственную природу, со всеми
дикими ее красотами, в
пустынях Барабинских или в бесконечных лесах южной Сибири.
— Ты задумчив! — сказала она. — Но отчего? — опасность прошла; я с тобою… Ничто не противится нашей любви… Небо ясно, бог милостив… зачем грустить, Юрий!.. это правда, мы скитаемся в лесу как
дикие звери, но зато, как они, свободны.
Пустыня будет нашим отечеством, Юрий, — а лесные птицы нашими наставниками: посмотри, как они счастливы в своих открытых, тесных гнездах…
Не за тем оставил человек
дикие леса и
пустыни; не за тем построил великолепные грады и цветущие села, чтобы жить в них опять как в
диких лесах, не знать покоя и вечно ратоборствовать не только с внешними неприятелями, но и с согражданами; что же другое представляет нам История Республик?
Как сладостно было сердцу Монархини, когда искреннее усердие вещало Ей: «Сии трудолюбием и художеством украшенные места недавно были горестною
пустынею,
дикою степью; где сии обширные сады зеленеют и гордые палаты возвышаются, там одни песчаные холмы представлялись унылому взору!
Она благодетельными законами [Указы 1763 г., Июля 22 и 1764, Марта 11.] привлекла трудолюбивых иностранцев в Россию, и звук секиры раздался в
диких лесах;
пустыни оживились людьми и селениями; плуг углубился в свежую землю, и Природа украсилась плодами трудов человеческих.
Страшные
дикие скалы, шумные реки, черные леса, африканские
пустыни действуют на воображение сильнее долин Темпейских.
Блажен, кто посреди нагих степей
Меж
дикими воспитан табунами;
Кто приучен был на хребте коней,
Косматых, легких, вольных, как над нами
Златые облака, от ранних дней
Носиться; кто, главой припав на гриву,
Летал, подобно сумрачному Диву,
Через
пустыню, чувствовал, считал,
Как мерно конь о землю ударял
Копытом звучным, и вперед землею
Упругой был кидаем с быстротою.
Скрыться из этой щели некуда: направо и налево за береговыми хребтами
дикая таежная
пустыня, населенная лишь бродячими тунгусами.
Но если оживленнее стало на реке, то в горах по-стародавнему — все та же тихая, дивно-дикая
пустыня.
Проходили десятки лет, и всё день походил на день, ночь на ночь. Кроме
диких птиц и зверей, около монастыря не показывалась ни одна душа. Ближайшее человеческое жилье находилось далеко и, чтобы пробраться к нему от монастыря или от него в монастырь, нужно было пройти верст сто
пустыней. Проходить
пустыню решались только люди, которые презирали жизнь, отрекались от нее и шли в монастырь, как в могилу.
Дикий, угрюмый взор, по временам сверкающий, как блеск кинжала, отпущенного на убийство; по временам коварная, злая усмешка, в которой выражались презрение ко всему земному и ожесточение против человечества; всклокоченная голова, покрытая уродливою шапкою; худо отращенная борода; бедный охабень [Охабень — старинная верхняя одежда.], стянутый ремнем, на ногах коты, кистень в руках, топор и четки за поясом, сума за плечами — вот в каком виде вышел Владимир с мызы господина Блументроста и прошел
пустыню юго-восточной части Лифляндии.
— Одно можно молвить, государь, что там, где рыскали прежде
дикие звери и были безлюдные
пустыни, теперь цветут села и города.
Единообразие своей жизни он прерывал так называемыми объездами, посещал монастыри, и ближние и дальние, осматривал крепости на границе, ловил
диких зверей в лесах и
пустынях; любил в особенности медвежью травлю, между тем везде и всегда занимался делами, ибо земские бояре, мнимо-уполномоченные правители государства, не смели ничего решать без его воли.
Разрасталась, расширялась у него та дума, и, глядя на синеву дремучего леса, что за речкой виднелся на краю небосклона, только о том и мыслил Гриша, как бы в том лесу келейку поставить, как бы там в безмятежной
пустыне молиться, как бы
диким овощем питаться, честным житием век свой подвизаться, столп ради подвига себе поставить и стоять на том столпе тридесять лет несходно, не ложась и колен не преклоняя, от персей рук не откладая, очей с неба не спуская…